Эту историю берегли от огласки, не выпуская за стены городского музыкального училища. Ещё бы — между студентами (один из которых несовершеннолетний!) сложились интимные отношения! В одно не прекрасное зимнее утро, в кабинет директора училища ввалились, кипя праведным гневом, родители того, кого однокурсники прозвали Ромео. Джульетта, естественно, тоже имелась. И вот теперь, мать Ромео громогласно раздавала моральные оплеухи:
«Куда смотрели педагоги? А комсомольская организация? Наш сын — порядочный, талантливый мальчик попал под гнусное влияние порочной ведьмы, а вы только руками разводите! Какая к чёрту любовь?! Шекспировская?! Да его Джульетта была плохо воспитанной, развратной девчонкой, погубившей будущность запутавшегося юноши !»
А началась история в сентябре. Очень трепетно и красиво.
«Будет печально, если нам нечего станет предложить, кроме самой музыки.» (Фредди Меркьюри)
Алик лишь для проформы поступал в музыкальное училище, как все — через экзамены. Ведущий фортепьянный педагог училища, Руфина Николаевна — о ней даже на страницах «Музыкальной жизни» писали (не всякий учитель имеет выпускников с первого захода поступающих в Московскую консерваторию), ожидала прихода юного дарования целый год.
Она высмотрела Алика на показательном концерте городской музыкальной школы, имея привычку подбирать себе учеников лично, а не только из тех, кто успешно сдал вступительные испытания на общих основаниях. Исполнительский потенциал Алика Руфину поразил. Конечно, он был камнем, требующим серьёзной обработки, но драгоценным! Несомненно, будущий студент консерватории, а может даже лауреат.
Переговорив с учительницей Алика, понаблюдав его игру на занятиях, Руфина Николаевна сочла необходимым познакомиться с родителями мальчика и открыть им, что Алик — талантлив. Возможно, гений. Как результат — зачеркнули планы сына поступать после школы на физмат в институт (у Алика имелись способности и к точным наукам) и торжественно передали мальчика в цепкие, мозолистые от клавиш пальцы Руфины Николаевны.
Музыку Алик любил, хотя до встречи с Руфиной Николаевной, как профессию не рассматривал. Скорее, как хобби без которого жизнь не была бы такой яркой. Именно поэтому, первого сентября, он студентом переступил порог городского музыкального училища. Незадолго до этого знаменательного события юноше исполнились нежные семнадцать лет.
Лера, в том же, золотом сентябре, не поступила, а вернулась в училище после годового академического отпуска, оформленного «по семейным обстоятельствам.» Девушке шёл двадцать второй год и она тоже была когда-то «избранной» с точки зрения Руфины Николаевны, но растеряла себя «по мелочам,» превратившись в «педагогическую ошибку.»
Руфина, после академки, брать к себе Леру не желала, но и лишних разговоров среди коллег не хотелось. Подумала: «Девчонке два года осталось учиться, в принципе способная, чтоб в будущем стать рядовым учителем музыкалки — нехай ходит в мой класс. Зато никто не скажет, что я бездушно отказалась от ученицы, пережившей трагедию.»
Трагедия Леры заключалась в утрате любимого мужа. Девушка была приезжей. С отличием закончив музыкальную школу ( и, чуть скромнее, среднюю), Лера приехала из родного Воронежа поступать в МУ нашего города. Экзамены сдавала успешно и показавшись многообещающей, попала в класса ведущего педагога Руфины Николаевны.
Но ко второму курсу напала на неё любовная маета в виде самого обычного парня — сварщика, старше на восемь лет. И начались опоздания на занятия, не выученные этюды и недопустимое охлаждение к фортепьянной теме. На строгие выговоры Руфины, Лера отвечала дерзко, защищая предел своих банальных мечтаний — «любвишку» со сварщиком.
Явившись на урок невыспавшейся, с распухшими от бесстыжих поцелуев губами (Руфина своё воображение ненавидела), Лера долго возилась со стулом — слишком далеко, теперь очень близко. Раздражающе бряцала браслетом по клавишам, озаряясь глуповатой, счастливой улыбкой. Руфина не выдерживала:»Всё, выключай дуру или пошла вон!» Она не церемонилась со своими студентами.
Лера, в тон отвечала:» У меня лю-бовь, понимаете? Хотя откуда? Вы избрали удел ковать кадры для консерваторий, вместо того, чтобы ждать мужа с работы и рожать детей. Проморгали вы, вернее, промузицировали своё женское начало, Руфина Николаевна! А я так не хочу. Я буду женой, мамой и учителем музыки — счастливой именно в таком порядке.»
Её бы, по хорошему, другому педагогу отдать, но под каким «соусом» — консерваторкой не станет? Не комильфо, как-то перед коллегами. И Руфина Леру терпела. Но именно из-за таких, как она не любила брать под крыло девчонок-вечно всё испоганят стремлением погрязнуть в бытовухе.
«С юными талантами не плохо бы поступать, как с молодыми котярами, чтобы гормоны не сбивали с толку,» — так сердито размышляла Руфина Николаевна. Вот она никогда не мучилась сомнением, что выбрать — музыку или «лю — бовь.»
И тайно даже некое удовлетворение испытала, когда Лера, забравшись на вершину Счастья, грохнулась с размаха вниз: муж девушки погиб в результате несчастного случая на работе, спустя три месяца после свадьбы. Вроде бы юная жена была беременной, но пережила выкидыш. Загремела в остром стрессе в ПНД, а потом оформила академический отпуск, обрадовав своим возвращением в Воронеж ведущего педагога Руфину Николаевну.
Но год спустя нарисовалась, и теперь входила в класс Руфины, сменяя Алика. Где, когда «перемигнулись» эти двое? Но о них вскоре заговорили, как о влюблённых. В отличие от Алика, Лера не была неоспоримо красива и выглядела на свой возраст. Её глаза выдавали — в их синей глубине не беззаботность плескалась, а всполохи пережитого горя.
Ладная, среднего роста, Лера была не симпатичная, и не хорошенькая. Интересная — вот, пожалуй, правильное определение для её внешности. Никак не Джульетта и не особенно пара Алику — красавчику с тонкими чертами лица. Бесспорно, он бы потрясающе смотрелся за роялем, участвуя в каком — нибудь музыкальном конкурсе известных исполнителей. Нужно дурой быть, чтоб на такого не позариться.
Но признаки хищницы в Лере отсутствовали. Такая, скорее своё отдаст, чем откусит кусок пожирнее. Поэтому в её любви к юному гению никто не сомневался. Алик смотрел на Валерию с телячьей нежностью, отношения с ней ни с кем не обсуждал да и в училище молодые люди держались очень сдержанно — никаких «за ручку,» перешёптываний на ушко или двусмысленных переглядываний.
Как это бывает, Руфина Николаевна о романе подопечных узнала последней. Как-то в учительской, одна из коллег, подойдя к окну, сказала с улыбкой:»О Джульетта повела Ромео к себе на обед, поцелуйчиками кормить.» Ведущий педагог взглянуть подошла и обмерла: даже со спины она узнала свою надежду — Алика и «педагогическую ошибку» — Леру.
То, как они шли, прижавшись плечами, указывало, что любовь зашла далеко. Быть может, туда откуда одна дорога — в ЗАГС. Только этого не хватало! Залетит, вынудит парня жениться и будет Алик исполнять фугу Баха на детском горшке. Чёртова кукла! Сварщик (земля ему пухом) изломал ей судьбу, а она то же самое намерена сотворить с Аликом. Этого Руфина Николаевна допустить никак не могла.
Срывающимся голосом она у коллеги спросила:»И вас не возмущает такое положение дел? Мальчику семнадцать, а она женщина, пусть и юная. Лично я не намерена потакать разврату среди студентов!» Присутствующие в учительской, вяло поддакнули: «Любовь с несовершеннолетним, конечно недопустима. Но, может, ребята просто дружат, отложив запретное на потом.»
«Вы сами-то верите? А чем бы ещё она могла его взять? Альберт живописно красив, талантлив, за ним будущее. А Валерия — обыкновенная девушка, стремящаяся любыми путями устроить свою судьбу. И пусть, но не студентов училища же искушать!» Педагоги, один за другим, слились из учительской, а Руфина Николаевна принялась мучить телефонный диск: мать Алика была кабинетным работником и дозвониться ей не составляло труда.
Не желая обморока на том конце провода, поздоровавшись, Руфина просто спросила:»Скажите, в какие часы Алик отсутствует дома? Ничего не поправимого, но мне нужно с вами побеседовать без него. Поняла. Значит приду в воскресенье в 15.00.» На самом деле, ей хотелось начать бить в педагогический барабан прямо сейчас. Например, в кабинете директора, но операция по спасению Алика требовала осторожных действий.
До воскресенья оставалось три дня. Руфина решила переговорить с Альбертом — деликатно, а потом с Валерией — требовательно. На следующем же занятии, она задала вопрос Алику (глаза в глаза): «Что у вас с Лерой?» Удивившись, но не заподозрив подвоха, ученик ответил:»Мы встречаемся. Но какое это имеет отношение к уроку?»
«Прямое, Алик. Возможные перспективы для тебя, я озвучила в первый день нашего знакомства. Играют многие, ИСПОЛНЯЮТ — единицы. Ты из тех, кому дано исполнять великие произведения, а не наигрывать. Музыкальная школа и даже это училище — первые ступеньки на пути к твоему высокому предназначению. Допускаю, ты можешь увлечься девочкой. Кино, мороженое — это нормально, но Лера…»- Руфина Николаевна сбилась, не зная, как сказать о вещах, о которых молчать принято.
Алик густо покраснел — всё-таки он был ещё неискушённым юнцом и первый любовный опыт его смущал. А уж говорить о нём с преподавателем… Он встал из-за рояля ( специально для него этот инструмент организовали в кабинете Руфины, дополнительно к пианино) и, не прощаясь, вышел. Вот и поговорили.
А Валерия не пришла на урок. Видимо, её перехватил Алик и они отправились перемывать кости ведущему педагогу. Видит бог — Руфина Николаевна хотела, как можно мягче поставить точку в недопустимом, а теперь, что ж — остаётся ждать воскресенья. Она решительно написала докладную директору о прогуле Леры. На Алика кляузничать не стала. Вот такая дискриминация.
Беседа с родителями ученика прошла эмоционально. Их ни в чём убеждать не пришлось, едва они узнали сколько Валерии лет и каково её прошлое. Только из-за Альберта решили, что отец с матерью сначала испробуют «домашние методы» — разговор по душам, ультиматум, строгий контроль и посещение причины кипежа — Леры. «Эту» намеревались припугнуть отчислением из училища. Руфина Николаевна обещала со своей стороны поддержку.
Миновала неделя. «Домашние методы» не действовали. Алик уходил, как бы в училище, а сам прямиком отправлялся к Лере. Не совсем доказуемо, но куда ещё, если ни Альберт, ни Валерия на занятиях не показывались? Мать с отцом сначала беседовали с сыном интеллигентно, а потом срываясь на крик, поскольку Алик твердил, как околдованный:»Я люблю Леру. Хотите, чтобы я продолжил учёбу — оставьте нас в покое.»
В училище постепенно нарастал девятый вал, подгоняемый Руфиной Николаевной. Уже обдумывали повестку комсомольского собрания, настраивая студентов на презрение к Лере и обеляя Алик:»Он запутался, попав под влияние испорченной девушки.»
Руфина Николаевна (да и родители Алика) протоптали тропинку к квартире Леры. Звонили. стучали и даже под окнами взывали к благоразумию, но влюблённые затаились. А может, их всякий раз не было дома. Это вызывало во взрослых бешенство и желание быть беспощадными.
В то время зелёная молодёжь доверяла словам взрослых, тем более, педагогов. Все забыли, как называли влюблённых Ромео и Джульеттой. У многих в глазах загорелось: «Ату, её!» — подстрекаемое Руфиной Николаевной.
Возможно, если б Алик приступил к занятиям, и явился к директору для объяснения, всё бы постепенно замялось.
Обратите внимание: Волшебное слово «охота»… продолжение….
Глядишь, и Леру бы за порог не выкинули, предложив доучиться на вечернем — такое отделение имелось в музыкальном училище.
Но вместо этого, влюблённые совершили тактическую ошибку — Алик не пришёл ночевать домой. На пианино мать обнаружила записку, в которой сын сообщал, что уходит жить к Лере потому, что их любовь — навсегда и, если родители это смогут принять без скандала, он снова приступит к занятиям.
Этот непродуманный ультиматум, оказался последней каплей, взорвавшей терпение отца и матери. Они заявились в училище и устроили грандиозный скандал. Директор (он, разумеется уже был осведомлён о ЧП), призывал их не рубить сплеча, но мать Альберта жаждала «эту ведьму» наказать самым жестоким образом.
Комсомольское собрание, подготовка к которому висела в воздухе, открыли через час — экстренно. Гонцов — студентов отправили на удачу к Лере (напомню: квартира, в которой она проживала располагалась в доме напротив училища) дабы притащить на суд провинившихся.
На этот раз незваным «гостям» открыли. Валерия идти в училище наотрез отказалась, а Алик пошёл.
Собрание с повесткой «Аморальное поведение студентки такой-то» началось вяловато, но постепенно Руфина Николаевна его разожгла. Ей помогали родители Алика и некоторые учителя.
Вскоре облик Валерии стремительно приобрёл коварные, преступные черты. Собравшимся стало понятно, что она уронила честь девушки и очернила звание комсомолки. А главное — плохо повлияла на перспективного студента, гордость училища — Алика.
Секретарь комсомольской организации заученно пробубнил:»Предлагаю исключить Валерию из наших рядов, а педагогическому коллективу рассмотреть вопрос об её отчислении дабы оградить порядочных студентов от тлетворного влияния. Объявляю голосование. Кто за — поднимите руки!»
И тут Алик, бледный, как снег за окном, заговорил, обращаясь не к вчерашним товарищам, а к родителям и Руфине Николаевне: «Это я, я предложил Лере встречаться! Я с ней заговорил о чувствах! Она светлая, чистая, лучше вас всех и это я её погубил, а не она меня!»
А потом случилось непредвиденное. Альберт, подскочив к практически антикварному фортепиано (оно считалось концертным и чаще скучало без дела в актовом зале), распахнул крышку, а потом с остервенением опустил. На свои тонкие, длинные, гениальные пальцы. Хруст услышали все — такая мёртвая тишина установилась.
Алик не упал в обморок и даже не вскрикнул от боли. Он торопливо натянул куртку и выскочил вон. Потрясение от случившегося было настолько сильным, что минут десять собравшиеся оставались на своих местах, как приклеенные. Только потом мать Алика заквохтала:»Скорую, нужно вызвать скорую помощь!»
Директор училища, немолодой дядька, с самого начала с большим сомнением относившийся к затее «нейтрализовать ведьму» (мать Алика именно так окрестила Валерию), гаркнул:»Оставьте ребят в покое хотя бы на час! Вы ещё худшего хотите добиться- чтоб совсем костей не собрать?!» Но всё-таки мама Алика побежала за сыном. Остальные собравшиеся, не глядя друг другу в глаза, разбрелись кто куда.
Я присутствовала на этом позорном собрании, поскольку являлась специалистом учебной части и членом КПСС, а больше — человеком подневольным. Мне велели и я, как все, пришла. А вернувшись в рабочий кабинет, подошла к окну из которого был виден дом, в котором проживала Валерия. И именно до него пытался в этот момент Алик дойти.
Шёл, как слепой или пьяный — медленно и пошатываясь. Должно быть, боль в руки уже давала о себе знать. Вдруг сел на снег. Одну руку, прищемленную, сунул в сугроб, а второй закрыл лицо. Казалось, он был грани потери сознания или мечтал замёрзнуть.
Но к нему уже подбежала неутомимая мать. Она размахивала руками, пытаясь пробиться к сыну, дёргала за расстёгнутую куртку, натягивала на голову шапку, забытую Аликом в зале. Наконец, парень поднялся и оттолкнул женщину от себя. Пожалуй, именно в эту минуту она его окончательно потеряла. Мать стала для сына не более, чем навязчивая муха. Алик от неё отмахивался здоровой рукой.
Подтянулся отец парня и наш директор. С последним Алик вернулся к дверям училища, где его уже дожидалась скорая помощь. Мальчишку увезли, с первого взгляда определив перелом одного пальца и сильный ушиб остальных. Ну и наличие стресса, конечно. Причина не разглашалась — медикам сообщили о «самостоятельном несчастном случае.» Честь училища — превыше всего!
И вот только теперь, напоровшись на то за что боролись, педагоги включили мозги. Они, наконец-то, сообразили, что, кроме Ромео существует Джульетта и ей, наверняка, паршиво вдвойне. Руфина Николаевна порывалась (в который раз!) пойти к Лере поговорить «как педагог с ученицей,» но директор запретил, взяв эту миссию на себя. Девушка впустила директора (надо признать, его авторитет был незыблем). Суть их разговора никто не узнал, но в училище Валерию больше не видели. Никогда.
А ведущий педагог училища, получила задание заказать на главпочтамте переговоры с Воронежем. Вернее, с папой Валерии (с этого и следовало начинать, а не с собрания!). На вечер, чтобы директор училища лично смог с ним побеседовать.
Отец Леры прибыл очень скоро. Статный, седоватый мужчина. Перед ним почему-то хотелось вытянуться в струнку. Из личного дела девушки, я знала, что он полковник и преподает какую — дисциплину в воронежском военном училище. Вот такие дела. Уж он бы точно смог постоять за честь своей дочери, приедь своевременно. А теперь оставалось только кулаками махать.
Впрочем, все то время, пока отец Валерии находился в стенах МУ, Руфина Николаевна не выходила из своего кабинета, закрывшись изнутри. И даже урок отменила. Полковник был суров, но спокоен. Забрал документы своей горе-студентки и от ее перевода на вечернее отделение отказался категорично.
«Для Лерки этот город стал несчастьем. Зря я ее сюда вновь отпустил. Жаль Володя, зять мой, погиб. Хороший молодой мужик был, трудовой, а не какой-то там музыкантишка,»- сгоряча так сказал или мнение выразил папа Валерии. «И добавил без перехода:» Что со щенком?»
Директор нашей «музыкалки» на некорректность внимания не обратил, коротко отрапортовав, что Альберт в больнице, на два пальца наложили гипс. Но врачей больше беспокоит стремительное сердцебиения парня. Полковник мотнул головой:»Эх, молодежь… И мы — дураки тёмные.»
Дальнейшая судьба Валерии скрылась в тумане, но надо думать, с таким батей она не пропала. Альберт в училище не вернулся. Причины лежали на поверхности. Руфина Николаевна сменила класс, заявив, что в прежнем образовалась дурная атмосфера. Незатухающие ещё какое-то время разговоры про Алика и Леру она не поддерживала — ну, не было у нее таких учеников. Не бы- ло!
В апреле того же года я уволилась и заявилась в МУ, страшно сказать, через сколько лет — за справкой для пенсионного фонда. Мне ее подготовили быстро. Вокруг ходили незнакомые педагоги, из классов доносились звуки клавишных и духовых инструментов. Её величество Музыка по прежнему ждала исполнителей с большой буквы. Возможно, любой ценой.
Без всяких дополнительных планов, я топала по коридору, стены которого помнили меня молодой. И тут увидела Таню (теперь Татьяну Олеговну) — она продолжала, в качестве завхоза, верно служить МУ. Татьяна изменилась, но была узнаваема. От суеты мы пошли к ней кабинет — немножко понастальгировать.
От Тани я узнала, что Альберт, бросив училище, депрессовал дома. Многие предполагали, что несчастный Ромео ждёт совершеннолетия, чтобы призваться в армию. Оказалось, к нему приходили репетиторы и в экзаменационный период Альберт поступил на физмат. От армии его защитила справка, предупреждающая об «неустойчивой психике.»
Татьянка вздохнула: «Да, с мужиков все, как с гусей вода. Хотя парень Алик был умный — не пропадать же. Жаль родители идиоты достались. Оставь они молодежь в покое, Ромео бы остыл к Лерке уже через год, зуб даю! Он ведь красавчиком был, помнишь? А Джульетта — так, на четверочку с минусом и приземлённая.»
Я Тане напомнила, как она после комсомольского собрания, закончившегося переломом пальцев, в коридоре кричала: «Любовь забрела в наше училище, а вы по ней трактором!» Между смехом, Татьяна Олеговна вставила: «А ты, зареветь собиралась. Мы ж ненамного были старше Валерии. Сами недалеко от дурацкого возраста отошли, когда всё через край. Но надо признать, о-ёй, как строго было! Мои два сына преспокойненько в гражданских браках живут и никто не пеняет.»»
«Кстати,. Тань, мог быть и другой поворот. Например, бы девушка залетела и женила на себе юного гения — ведь именно этого Руфина боялась. Не знаешь, жива ли она?»
Таня отвечала охотно: «Ты в апреле уволилась, а она к Новому году замуж вышла за Виктора — плотника. Помнишь его? Интересный такой мужичок, но прихрамывал.» Я удивилась:»Так он ей в сыновья годился!»
«Не преувеличивай. Ей к пятидесяти подходило, а он на десять лет младше. Болтали, что хромота у него после Афгана, а потом выяснилось, что Витёк со второго этажа сиганул, когда муж любовницы их застукал! Тот ещё был ходок. Но возле Руфины присмирел. И, знаешь, они неплохо сыгрались! Руфь щеголяла обручальным, широченным кольцом. Умер он год назад — ходили представители училища на похороны. Опять осталась Руфина одна — горькая старость,»- Таня приятным ручейком журчала.
И так было странно — помнить прошлое, как вчерашнее и владеть настоящим. «Как мал промежуток между временем, когда человек слишком молод, и когда он уже слишком стар,»- сказал кто-то великий.
Где -то Валерия и Альберт были ещё не стары (каждый сам по себе), но уже их бурная юность, сладко-горькая любовь давно быльём поросли.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
#семейные отношения #воспитание детей #психология жизни #реальная история
Еще по теме здесь: Истории.
Источник: Охота на «ведьму».
- Почему Михаил Ломоносов женился тайно, и Как немецкая жена искала его в Санкт-Петербурге
- С какого момента начинается древняя история «русского народа»…